[nick]brother George[/nick][status]in nomine patris, et filii, et spiritus sancti[/status][icon]https://i.imgur.com/gIfNfxg.png[/icon][sign].[/sign][lzname]<lzname><a href="ссылка на анкету">брат Георг</a>, 38</lzname> <plashka>член тайного ордена святого георга</plashka>[/lzname][]клирик на службе Его Святейшиства, принявший обет молчания в память о своей прошлой жизни. Вынужденный бороться с ЕЁ демонами, разрываемый своими[/]

Ave Maria - Аве Мария (Каччини)
Ватикан, 1640 г.
"... прошу, оберегай дочь мою, Еву, что теперь навеки в твоих объятьях и под твоей защитой, пресвятая Дева Мария. Прошу так же за жену мою, Агнию, помоги ей обрести покой, что нужен страдающему сердцу её и её уставшей душе..."
Его пальцы едва коснулись своих сухих губ, которые до этого беззвучно шептали просьбу, а после он, перекрестившись, преклонил колени перед статуей Девы Марии, что стояла в нише, чуть поодаль от фигуры Христа. Георг едва задевает крест на груди своей, но ровно перед тем, как сказать первое слово молитвы Мадонне, слышит легкий шорох тканей и мягкую поступь, что глухим эхом разносится по пустым залам церкви Santa Maria della Pace. Еще раз перекрестившись и поклонившись статуе, Георг встает с коленей, молча кланяясь уже подошедшей к нему фигуре.
- Я знал, что найду тебя здесь, брат Георг, - улыбаясь одними лишь уголками губ, произносит невысокий священник, облаченный в черную сутану. Он тихо, почти беззвучно, приблизился к фигуре монаха, стоящего у Богородицы, - Прошу простить меня, что прерываю..., - Георг лишь кивает в ответ, показывая отцу Якобу, что все в порядке, пряча ладони в рукава и складывая их перед собой, - А, Ваш обет... Помню, брат Георг, помню.
Да, и я буду нести его столько, сколько потребуется. До тех пор, пока Агния не обретёт спасение.
Георг снова кивает словам священника, указывает ладонью, скрытой за рукавом сутаны, на лавку, недалеко от статуи Девы Марии, приглашая присесть. Не то, что бы он сильно желал разговора, однако его нашли не просто так и, раз уж прервали здесь, в церкви святой Марии, - значит, за этим стоит что-то важное и Георг не смеет отказывает или выказывать свое недовольство. Иногда даже молитвы могут подождать.
- Нет-нет, не стоит, я на минуту, лишь передать, - отец Якоб лениво отмахивается от предложения, все так же улыбаясь монаху. Георг замечает, что эти движения кажутся ему слишком пренебрежительными для священнослужителя, пусть и такого низшего ранга, но оставляет свои мысли только при себе.
- Кардинал Альварадо только что закрепил Вас за очередной потаскухой,- на двух последних словах, словно забывшись (но, кажется вовсе нет), отец Якоб показывает свое истинное лицо, которое буквально на секунду появилось в отблеске его глаз, что в свете пары свечей на стойке, будто отразило сам лик Дьявола, решившего так нагло заявиться в святое место, - О, прошу простить мое сквернословие, - поспешил он тот час исправиться (как вор, которого поймали почти-с-поличным) и виденье демона исчезло. Отец снова заговорил своим обычным, мягким и, словно, убаюкивающим, тоном, - За новой женщиной. Ведьмой, как их называют в простонародье... Не помню её имени, - снова эти ленивые движения, что подобны отгоняющим назойливых мух, всем видом показывая свою брезгливость к таким людям, - Брат Георг, поспешите. Кардинал ждет в Palatium Sixti V, он просил найти Вас как можно быстрее. Все... Все детали у него. Хотя, безусловно, пару минут молитвы не будут его сильно гневить. Как думаете?
Георг чуть прикрывает глаза, показывая священнику, что понял его, принял его слова, и, он уже готов было уйти, как отец Якоб тронул его за плечо, останавливая. На немой вопрос монаха, он сделал вид, что вспоминает какую-то не совсем важную для него информацию, однако заметив то, что Георга совсем не волнует его "представление", быстро нашел нужные слова.
- И еще одно. Аглае... Агнии, простите, Бога ради, запамятовал... уже лучше, - в голосе появились снисходительные нотки, но Георг снова промолчал, не желая нарушать священные обеты ради обычного грешника, пусть тот был облачен в церковное одеяние. Монах не знал о том, что отец Якоб врал в эту минуту ему в лицо так нагло и одновременно с таким невинным видом, будто рассказывал ребенку о чудесах на Рождество, - И той... ведьме, - пауза, едва уловимая, чтобы снова не вымолвить брани, скрыть за этим "притворством" того, что вспоминает имя, - Маргарет, Вы были приставлены к ней ранее. Знаете, сейчас с нею работает Клирик Бенедикт, а он ведь..., - но видя несколько недовольный такими сплетнями взгляд Георга, отец Якоб быстро добавляет, - А, в прочем, не важно... Слышал сам Патриарх хвалит Вас за службу перед Орденом, а там еще шаг и, Его Святейшество, сам папа Урбан VIII, узнает о Вас... Если уже не...- нотки зависти в устах отца Якоба почти сквозят в каждом слове, а последнюю фразу он добавляет тихо бурча себе под нос. Георг молчит, глядя на священника, и даже если бы мог ответить - ему нечего сказать, - Ну, не буду Вас задерживать, - слегка улыбаясь, он кланяется Георгу, понимая, что тому не интересны его речи, так же бесшумно, как и вошел ранее, покидает церковь.
Снова оставшись наедине с собой и с Нею, Георг, сложив руки перед лицом, сжимая крестик в ладонях, шепчет одними губами:
"Ave Maria, gratia plena; Dominus tecum: benedicta tu in mulieribus, et benedictus fructus ventris tui, Iesus...

Enigma - Principles of lust
Шотландия, деревня Блеирмор, 1639-1640 г.
апрель, 1639
Он не знал, как разделить с нею её боль, что, казалось, прямо сейчас сжигает женщину изнутри, когда она хватается за его предплечья своими холодными, влажными от пота пальцами. Грэхэйм сидел у постели жены, стараясь утешить её, рыдающую, всю в лихорадке и ознобе после второго выкидыша. Гладил ее по волосам, тихо шепча молитвы Господу, целовал в макушку, прижимал к себе сильнее, когда её снова накрывало волной истерики.
- Я пуста, Грэхэйм, ты понимаешь это? Во мне нет ничего, я могу лишь убивать, - она плачет, падая ему на колени, прижимаясь и сворачиваясь подле него как робкий котенок, - за что нам все это, милый мой? В чем моя вина?
- Таковы пути Господа, - Грэхэйм старается утешить ее, но, кажется, это совсем не те слова, которые нужны сейчас Агнии, - я уверен, что это не конец пути и мы должны быть сильными...
- Да на что мне твой Господь? - она отталкивает мужа, срываясь на крик, - Где был твой Господь, когда из меня выскабливали твоего мертвого сына?! Он этого желает нам? - уставшая и изможденная, она из последних сил бросает в мужа подушку, а после утыкается себе в колени, - Он не поможет нам, мы должны сами... Я сделаю все сама, слышал? Мне не нужен твой Бог, мне не нужна твоя вера!
- Замолчи, женщина! - он не должен был кричать на жену, но ее речи, упоминания Господа в таком ключе, просто не оставили ему иного пути, - В тебе говорит обида, но мы не должны впадать в грех, одумайся.
- Уйди! - она воет как умалишенная, - Уйди, уйди... Оставь меня, слышишь?! ОСТАВЬ!
- Я буду молиться за тебя... За нас - произносит он тихо прежде, чем уйти и оставить Агнию одну. Та, бессильная, падает на подушки и с каждым его шагом он слышит всхлипы все тише и тише. Это пройдет. Господь испытывает их, их любовь и брак, она должна оставаться сильной. Только так он дарует им Дитя.
В ту ночь, оказавшись наедине со своими мыслями, Аглая твердо решит, что не верой единой. Есть в мире что-то древнее, чем Господь и Церковь и именно это сможет ей помочь, не отвернется от нее и не заставит мучительно переживать потери каждый раз. Она слышала деревенские сплетни, о том, что Анна, ведьма, живущая в халупе на отшибе - способна не просто вывести бородавку да заговорить грыжу или сдоить у соседской коровы все молоко, но и что-то гораздо сильнее.
Аглая готова отдать все, что у нее есть, лишь бы выносить и родить ребенка. Ее ребенка.
Грэхэйм даже не догадывался, на какую жертву способна его жена.
январь, 1640
- Грэхэйм, не входите, - женщина-повитуха, что вот уже сутки крутилась вокруг Агнии, которая до сих пор не могла разродиться, останавливает его, преграждая путь в комнату, - Вам там делать нечего, уходите, давайте-давайте, - она подгоняла его с деловитым видом, выталкивая от проема двери, где, он увидел совсем одним глазком, кричала и тужилась его жена.
- У Вас все хорошо? - его голос был обеспокоен, а по крикам Агнии и по глазам повитухи он чувствовал, что-то не то. Не мог это объяснить, но было ощущение, что все это неправильно.
- Тяжко ей, ребеночек не хочет рождаться, - она покачала головой, - видно, правду в деревне молвят, грешница она- повторила она совсем тихо, больше себе под нос, как "мысли вслух". И, кажется, они совсем не предназначались для ушей Грэхэйма, но сказанного не воротишь, да и мужчины был на удивление очень острый слух.
- Что говорят? - тут же спросил он, тронув дверь, не давая женщине захлопнуть ее перед самым носом. Он не применял силу, но сейчас ему нужно было знать, что за ужасные и мерзкие сплетни ходят про их честную семью.
- А вы не знаете? - отвечает повитуха вопросом на вопрос, уже не слишком вежливым тоном, - Что женушка Ваша не верою в Господа зачала, а с помощью той грязной ведьмы, что в деревне у нас поселилась. Видели их вместе, приносила она ей в корзинке что-то, - в голосе была откровенная и чистая неприязнь. Грэхэйм отказывался верить таким слухам, это все злые языки и сплетни дурных деревенских. Видно, его взгляд и недоверие женщина заметила, - А ты не строй из себя дурака! Та, кто несла мертвое дидяти дважды резко смогла выносить живого? Уж не ведьмовские ли это проделки? Еще и рожает вон, вторые сутки, того и гляди, помрет либо она либо ребенок. Или вовсе оба, - и с такими злыми речами она с силой тянет на себя двери, запирая комнату и оставляя Грэхэйма наедине с собственными мыслями.
Его жена не могла поступить так богохульно. Этого не может быть.
март, 1640
Они похоронили Еву четыре с половиной недели назад. Должны были похоронить. Грэхэйм собственноручно выбрал место на кладбище, заказал службу, оплатил гроб. Он в самых страшных снах не мог представить себе, что будет покупать гроб для своей полуторамесячной дочери. В это тяжкое время он, как мужчина и как глава семьи, взял это бремя на себя. Он обязан был держаться. Раз ему уготована такая судьба, раз их семья должна пройти все эти испытания, он выдержит все ее удары.
Очень сложно было заметить, что его жена ведет совсем другую игру. И все то, что окружает его - ложь.
- ...panem nostrum quotidianum da nobis hodie; et dimitte nobis debita nostra, sicut et nos..., , - медленно перебирая бусину за бусиной на старых, праотцовских четках, Грэхэйм повторяет слова молитвы Господней. Его жена давно спит, а сам он в эту ночь, отчего-то не находит спокойствия и утешения, стараясь найти его в слове Божием, предчувствуя еще одно испытание, уготованное ему, - et ne nos inducas in tentationem; sed libera nos a malo, - продолжает он, но не успевает окончить последних слов, как его прерывает громкий, настойчивый стук в двери.
И, не дожидаясь, пока Грэхэйм отворит, они заходят сами.
- Хватайте Безбожницу! - вошедший клирик в пурпурном облачении, сам Епископ, указывает на Агнию, что не успела еще проснуться, - Как ты посмела, женщина, прибегнуть к такому греху?!
- Что происходит? - Грэхэйм не верил тому, что слышал, - Это ошибка, вероятно, епископ. Моя жена не могла, мы только что потеря... - начал было он, но резким жестом Епископ велел ему замолчать.
- Никаких ошибок и быть не может. Ты хоть знаешь что происходит у тебя в семье, муж? - пока двое священников уже подходили к Агнии, которую Грэхэйм безуспешно пытался заслонить собою, священнослужитель продолжал, - Твоя жена якшается с Ведьмою! Занимается деяниями, неугодными Церкви! Её обвиняют в страшнейшем грехе - она возомнила себя самим Господом и решила, что по своей воле может лишать и даровать жизни! Вяжите ее!
- Пустите! - кричит она, схваченная служителями, - Не верь им, не верь, муж, любимый! Это ложь! - она брыкается, вырывается, тянет ладони к Грэхэйму, который охваченный разрываемыми чувствами может только смотреть, не в силах двинуться с места. Как может врать Епископ? Однако же его Агния не могла совершить такого, ведь она так же верует, как и он...
- Молчи, Грехотворница! - гулким басом вторит ей Епископ, - Ты опозорила всю нашу деревню и должна понести наказание. Уводите ее! А тебе, после того, как узнаешь, какие преступления совершила твоя жена, лучше покинуть это место и молиться, пытаясь смыть Грех с Имени твоего, коим наградила тебя твоя дражайшая супруга, - с этими словами священнослужитель покидает дом Грэхэйма, оставляя его в растерянности от случившегося.
Уже утром он узнает, что его верная жена за спиною его действительно вела дела с ведьмою. Убитая горем от потери дочери, которая умерла, едва явившись на свет - отчаянная женщина во чтобы то ни стало решила вернуть отнятое у нее Господом.
Некромантия. Самое греховное, что только может быть.
Она решилась на тот поступок, от мысли о котором у Грэхэйма стынет кровь в жилах. Она не смела, не должна была.
Он виноват в том, что ведьма своими речами соблазнила жену его. Обманула, соблазнила, одурманила. Чары свои наложила на нее, чтобы та, невинная, продала Душу свою Дьяволу, а заодно и душу Грэхэйма и их общего дитя.
Он должен все исправить. Ради спасения Агнии. Ради упокоя Евы.
"... Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis peccatoribus, nunc et in hora mortis nostrae. Amen."
Георг крестится после сказанных слов, на долю секунды дотрагиваясь до каменного подола статуи. Ему снова приходится покидать стены Ватикана, что в этот час стали для него родными и спасительными, в надежде, что это не затянется на долгое время. Под бой колоколов, оповещающих о вечерней, Георг покидает церковь святой Марии, отправляясь на очередное задание от Ордена.
Ордена, в честь которого он взял себе свое новое имя, скрепив себя Словом и поклявшийся Служить.

Within Temptation - Our Solemn Hour
Шотландия, кладбище близ деревни Килмур, 1640 г.
Он снова здесь, на этой ненавистной ему земле, что отняла у него все, что было ему важно и дорого. По воле Судьбы и Всевышего, он вынужден теперь часами, днями следить за ЕЁ домом, за нею самой. Знал ли Кардинал, что Килмур находится всего лишь в паре часов езды от Блеирмора? Жива ли еще та ведьма, что разрушила семью его? Несет ли она наказание праведное?
Если это еще одно испытание, Господи, то я выдержу. Я докажу, что моя вера сильна.
"Ты же не сделаешь этого, проклятая, ты не посмеешь" - он наблюдал за нею с самых похорон ее мужа, имени которого он не помнил, да и не надо было ему. Его интересовала только Ведьма - Эстер - за которой он должен следить и которую обязан держать в узде или же сдать Церкви и Клирикам, Экзорцистам, для дальнейшей работы с нею. Любая ведьма, что решит проверить себя или дерзнуть, преступив рамки, выставленные для них Его Святейшеством - должна нести наказание, равное совершенному ею прегрешению, а то и не равное, но в назидание другим.
Часом ранее ему пришлось выпить отвар, что вынесла ему Ведьма. Принять из ее рук что-то, что не было обычным питьем, а после, наученный в стенах Церкви, очищаться святою водою и Словом. Он не должен упускать её из виду, но именно в эту ночь он замешкался, опоздал. Она подмешала ему то, что не делали другие Ведьмы, которые не меньше Эстер жаждали заполучить запретное.
Стоя поодаль, Георг видит, как та режет руки себе - кинжал блеснул сталью в свете Луны - окропляя что-то на могиле своего недавно почившего мужа. Монах видит, как небо, доселе ясное, затягивается тучами, а воздух становится каким-то тяжелым и мертвенным и, державшийся до сего момента в стороне (понимая, что нечестивица эта использует ту-же магию, что и соблазнившая его жену Анна), подлетает к женщине, которая, казалось, находится в каком-то, ведомом только ей, трансе.
Нет, он не даст ей совершить сей Грех и тревожить отпетую и ушедшую Душу мужа её.
Георг хватает ее за подбородок, отворачивая от могилы и заговоренного мертвого-живого сердца, заставляя замолчать и всматривается в ее глаза, полыхающие синим пламенем, гневом и такой силой, что обжигала уже на расстоянии.
Неужели ты отняла жизнь, женщина, чтобы вернуть покойника?! Да как ты посмела противиться воле Господа?
Монах молчит, глядя на ведьму, что вцепилась в него мертвенной хваткой. Уже утром он сдаст ее Церкви и отправит в руки Кардинала, как делал до этого с другими. Но что-то в её глазах заставляет Георга ослабить ладони, а крест на его груди срывается, словно срезанный нечистой силой...